Миры под лезвием секиры - Страница 38

— Зря… Сон великое дело. В зоне три радости: сон, баня и жрачка.

— А ты тогда почему не спишь?

— Мысли какие-то дурные… Аггел тот, через улицу сиганувший, из головы не идет… Да и этот желторотый, которого ты опознал. Надо бы пошарить нам в Эдеме. Что о нем конкретно известно?

— Сарычев очень путано рассказывал. Вариант сказки о молочных реках и кисельных берегах.

— Нет, я про другой Эдем спрашиваю. Откуда наших прародителей турнули. Люди ведь, как выяснилось, и сто тысяч лет назад неплохо соображали. Может, через них к нам из древности не сказки дошли, а сущая правда… Насчет берегов кисельных. Как ты думаешь?

— Эдем в ветхозаветной традиции есть рай земной. — Цыпф повернулся на бок и подпер голову рукой. — Прошу не путать с раем небесным, где могут обитать только праведные души. Наряду с престолом Господним и геенной огненной Эдем создан задолго до мироздания. Ну про Адама, Еву, яблоко и змея ты сам знаешь. После грехопадения границы Эдема сторожит ангел с огненным мечом. Ни потоп, ни другие мировые бедствия Эдем затронуть не могут. Возможно, он устоит и после конца света. Эдем неприступен, но от остального мира полностью не изолирован. Его реки добавляют спасительную сладость в горькие реки земли. Считается, что многие растения, в том числе и виноградная лоза, занесены к нам из Эдема.

— А что, если Сарычев и впрямь этот рай земной нашел? Со сладкими реками и целебными травами, с древом познания? Это же спасение для человечества! — Зяблик даже сел на куче тряпья, составлявшей его постель.

— Странный ты человек, — сказал Цыпф. — В бессмертие души веришь, человечество спасти надеешься. А как у тебя с третьей составляющей — любовью?

— Нормально. Ты Верку, дуру, не слушай.

— Я не про ту любовь спрашиваю. Я про любовь в широком смысле — к ближним, к дальним, к себе самому.

— С этим туго. — Зяблик удрученно покачал головой. — Врать не буду. Тут скорее не любовь, а ненависть…

— Вера, надежда, ненависть, — повторил Цыпф с расстановкой. — Хорошенькое сочетаньице.

Зяблик хотел что-то возразить (по роже ясно было), но ему помешал Чмыхало. Не отрываясь от бинокля, он сказал:.

— Хватит болтовню болтать… Кара тетен! Черный дым!

Выскочив наружу, они сразу рассеялись, как брошенная со всего маху горсть горошин, и каждый добирался до цели своим, давно намеченным и до мелочей знакомым маршрутом. Смыков кружным путем, через пустырь, — к Лилечкиным окнам. Чмыхало с тыла — в соседний подъезд, где в смежной квартире уже лежала кувалда, которой в случае крайней необходимости можно было проломить кирпичную стену. Зяблик и Цыпф напрямик, к дверям.

Западня готова была вот-вот захлопнуться, когда Зяблик сбавил ход и недовольно буркнул:

— Ша, Лева! Отбой. Считай, тревога была учебной. Навстречу им уже спешила взволнованная Верка и какой-то неладно скроенный и вовсе уж несуразно сшитый старик с дремучей бородой до пояса — ну чисто леший. Когда они сошлись поближе, стало видно, что страховидный гость взопрел, как лошадь после долгой скачки.

— Спокойнее, зайчики! — предупредила Верка. — Тут вас один человек по важному делу разыскивает. Говорит, что свой.

— У меня таких свояков в Китае целый миллиард остался, — мрачно ответил Зяблик. — Ты, папаша, ручки-то в стороны расставь. И прямо мне в глаза смотри… Вот так! А теперь докладывай: кто такой и что там за важное дело у тебя.

— Моисеев моя фамилия, — старик с трудом переводил дух. — Я при штабе за сторожа… Лев Борисович меня должен знать.

— Здравствуйте, Моисеев, — несколько натянуто произнес Цыпф, уже настроивший себя на кровавый хаос грядущей схватки. — Что случилось?

— Нападение на кастильскую миссию. Час назад оттуда человек прискакал. Стрельба, говорит, идет и дым коромыслом. А наши все, как назло, в разгоне. Я человек пять всего и собрал. Хорошо, кто-то подсказал, где вас найти можно…

С разных сторон подошли Смыков и Чмыхало. Смыков уже успел уловить суть дела, но не удержался от своих обычных вопросов: когда точно стало известно о нападении, от кого, кем проверена информация, какие меры приняты, какие планируются и так далее.

— Что вы меня, как врага народа, пытаете? — взмолился старик. — Я же только посыльный. Десять километров сюда вприпрыжку бежал! Все, что знал, уже доложил! Наше вам с кисточкой!

— Товарищ Цыпф, вы можете поручиться за этого гражданина? — строго спросил Смыков.

— Могу, — кивнул Лева.

— Тогда попрошу высказываться.

— Надо выручать кабальерос, — сказал Зяблик. — Сам знаешь, что начнется, если миссию побьют.

— Да и дона Эстебана жалко, — добавил Цыпф.

— Якши, — радостно кивнул засидевшийся в четырех стенах Чмыхало. — Сейчас драндулет заведу.

— Надо так надо, — без особого энтузиазма согласилась Верка. — Пойду собираться…

— Кому надо, а кому и нет, — обрезал Смыков. — Вы, Вера Ивановна, останетесь. Надзора за Шансонеткой никто не отменял.

— Верно, Верка, оставайся, — это был тот редкий случай, когда Зяблик словесно поддержал Смыкова. — Только затаись. Если что, дурой прикинься. У тебя получится. А мы скоро вернемся. Если кастильцы еще держатся, мы их в один момент выручим. Ну а если побиты, тогда и дел никаких.

— Возьмите хоть медикаменты с собой, — сказала Верка, уже успевшая привыкнуть к спокойной оседлой жизни. — Вдруг зацепят кого-нибудь.

— Сплюнь, подруга, — посоветовал Зяблик. — И жди нас с победой.

— Только не запивайте там крепко с доном Эстебаном… Удачи вам, зайчики…