Миры под лезвием секиры - Страница 61

В тот самый день, ставший последним днем привычного подлунного, или, если хотите, подсолнечного, мира, Смыкову выпало дежурить в райотделе.

Ничего чрезвычайного за сутки не случилось, и он подшивал в своем кабинете папку с очередным пухлым делом (умение красиво подшивать бумаги ценилось среди следователей не меньше, чем проницательность), рассеянно прислушиваясь к доносившимся из дежурки звукам: неразборчивому бормотанию радиостанции, треску телетайпа, телефонным звонкам, разухабистым песням задержанных, привычному мату помдежей.

Мысли Смыкова все еще перемещались в изолятор временного содержания, где в камере-одиночке отбывала свой двухнедельный срок небезызвестная в Талашевске Зоя Осечкина, легко контузившая разделочной доской мужа, заставшего ее на кухне в момент свального греха с аварийной бригадой горгаза.

Сделав очередной тугой и красивый стежок, Смыков машинально покосился на часы (было самое начало седьмого, конец обычного рабочего дня), отложил дратву в сторону и снял трубку телефона.

— Доставьте ко мне административно арестованную Осечкину, — сказал он как можно более обыденным тоном. — Пусть хоть стекла в окнах протрет, а то темно, как в подвале.

Однако Смыкову никто не ответил. Он подул в микрофон, постучал по рычагам

— телефон не подавал признаков жизни. Недоуменно пожав плечами, он высунул голову за дверь и повторил то же самое открытым текстом.

На этот раз дежурный ответил назамедлительно:

— Да подожди ты! Тут и без тебя запарка…

Было что-то странное в этом ответе — нет, не содержание и даже не грубый тон, а нечто совсем другое… Лишь спустя несколько секунд Смыков понял, что именно насторожило его — отсутствие привычного шумового фона. Все аппараты связи молчали, помдежи приутихли, и даже пьяницы, буйствовавшие до этого в решетчатом вольере, молчали.

— Что там у вас, братец вы мой, случилось? — поинтересовался немного озадаченный Смыков.

— Если бы у меня… — в голосе дежурного искрой проскальзывало копившееся годами раздражение, обещавшее вот-вот разразиться настоящей грозой. — Электрики что-то портачат, мать их всех наперекосяк…

Прикрыв дверь, Смыков щелкнул выключателем — в кабинете, несмотря на довольно ранний час, уже собирались сумерки. Пыльная лампочка под потолком загорелась вполнакала, немного поморгала и погасла окончательно. Смыков проверил городской телефон — глухо. Радиоточка тоже безмолвствовала, впрочем, она и раньше работала только в сухую и безветренную погоду. Тогда Смыков вытащил из сейфа транзисторный приемник, недавно изъятый у несовершеннолетнего вора, очистившего городской Дом культуры. Еще сегодня утром он исправно действовал, передавая прогноз погоды и концерт по заявкам.

Молчали средние волны, молчали длинные, молчали все диапазоны коротких. Это уже не было похоже на простую случайность.

Смыкову стало как-то не по себе и сразу потянуло к людям.

Возле дежурки несколько подзадержавшихся после службы милиционеров уже чесали языки, обсуждая странную ситуацию с электроэнергией. Досталось и народу-разгильдяю, и государственному строю, и местной власти. В конце концов все сошлись на том, что виноват диспетчер на подстанции: вырубил с пьяных глаз главный рубильник и заснул мертвецким сном. Такие случаи, кстати, уже бывали.

— Тогда почему телефон не работает? — возразил Смыков, склонный, как и все следователи, к логическим умозаключениям. — Ведь на телефонной станции аварийное питание имеется. Аккумуляторные батареи и дизель.

Дежурный, еле сдержавший гнев, перестал бесцельно тыкать в клавиши коммутатора и велел милиционеру-водителю для прояснения ситуации смотаться на городской узел связи.

Спустя минут пять с улицы раздался растерянный голос гонца:

— Не заводится, проклятый!

Все повалили наружу к дежурной машине — автомобиль не телефон, с ним разобраться можно. Очень скоро выяснилось, что на свечах нет искры. Мнение было однозначным: сел аккумулятор. Попробовали завести мотор ручкой — не получилось. Стали толкать машину туда-сюда, через четверть часа запыхались. Догадались притащить из гаража резервный аккумулятор, но и он не подавал признаков жизни.

— Ребята, на небо гляньте! — с неподдельной дрожью в голосе сказал вдруг кто-то.

Все, в том числе и Смыков, возвели очи горе. Низко над головами, от горизонта до горизонта, клубилось что-то непонятное — тучи не тучи, туман не туман, а какой-то мутный сизый дым. И сквозь это неизвестно откуда взявшееся мрачное марево заметно было, как одновременно с востока и запада медленно надвигается что-то темное, массивное — словно смыкаются створки ворот неба.

— По территории области ясно, без осадков, ветер умеренный, порывами до сильного, — пробормотал Смыков.

— Что? — недоуменно переспросил дежурный, продолжавший зачарованно пялиться вверх.

— Погоду, говорю, сегодня хорошую обещали. Ясную…

— Да уж…

Толпа возле машины постепенно росла. У каждого были свои проблемы: кто-то не смог доварить варенье, кому-то надо было везти в роддом роженицу, у кого-то срывалась свадьба или похороны, некоторым просто не терпелось почесать лясы. На велосипеде прикатил фельдшер «Скорой помощи» и, запыхавшись, объявил, что связь с больницей не работает, диагностическая аппаратура отказала, автомобили не заводятся, операции приходится заканчивать при свете керосиновых ламп.

— А я здесь при чем? — огрызнулся дежурный.

— Принимайте меры! — возмутился фельдшер. — Вы же власть!