Миры под лезвием секиры - Страница 75

К оглавлению

— Мы тебя давно сватаем.

— Больно женихи у вас хреновые.

— Значит — нет?

— Понимай как хочешь.

— Быть по сему… Но ты о своем упрямстве пожалеешь. Дай только срок.

— Большой срок? Может, я кимарнуть успею?

— Не успеешь… Лучше к окну подойди. Стрелять в тебя не будут.

— Я с приятелем, — Зяблик высунул в окно иссеченный осколками труп кардинала и устроился за его спиной.

— Что они там задумали? — спросил из глубины зала Смыков.

— Пока не знаю… Ты за дверью не забывай приглядывать… Ага, начали ямы рыть.

— Могилы, что ли?

— Нет. Узкие. Как шурфы… Четыре штуки. Колья в них вставляют… Закапывают… Острия чем-то смазывают.

Смыков попытался выглянуть в соседнее окно, но с десяток выпущенных одновременно пуль отогнали его обратно.

— Так… — Голос Зяблика едва заметно дрогнул. — Ведут…

— Кого ведут?

— Всех. Левку, баб обеих, Чмыхало…

— И Толгай попался? — изумился Смыков. — Ай-я-яй…

На карачках он подобрался к Зяблику и осторожно выглянул из-под его подмышки.

В заросшем дворике, посредине которого угадывались остатки разрушенного фонтана, суетились аггелы — утрамбовывали землю вокруг четырех высоких кольев, смазывали их острия салом, сооружали переносной помост, похожий на спортивный пьедестал почета. Из-под арки ворот, больше напоминавшей туннель, к фонтану уже двигалась скорбная процессия. Впереди, низко опустив голову, шла Верка в каком-то пестром цыганском одеянии. Лилечка, для которой подобрать подходящий по размеру местный наряд, видимо, не удалось, наоборот, с любопытством пялилась по сторонам. Цыпф, цепляясь за стену, прыгал на правой ноге. При этом его сильно клонило в сторону левой, к щиколотке которой была прикована кисть соответствующей руки. Толгая, чьи нижние и верхние конечности были соединены наручниками крест-накрест, тащили по земле волоком. Брошенный возле крайнего кола, он так и остался сидеть в позе медитирующего Будды.

— Как же это тебя, Чмыхало, так угораздило? — с упреком спросил Зяблик.

— Дурная моя голова, — вздохнул Толгай. — Зачем в подвал полез? Темно совсем было. Челтэр на меня накинули. Сеть. Сабля ее не рубит.

— Из-за дурной головы придется заднице страдать.

— Бехес юк. Не спорю. Только ты за меня, Зябля, не беспокойся.

— Ну все! Поговорили, и хватит, — откуда-то выскользнул человек, называвший себя библейским именем Ламех, и стал за спиной Лилечки, как за щитом. — Начинайте с нехристя.

Толгая, как куль, подхватили на руки и втащили на помост. Он успел прокусить ляжку одному из палачей, но другие уже вспороли на нем штаны и, приподняв в воздух, стали устраивать на острие кола.

— Стой! — Зяблик выстрелил вверх. — Говорить хочу!

— Валяй, — разрешил горластый Ламех.

— Зачем вам нехристь этот и бабы безвинные? Давай один на один сойдемся. Если я верх возьму, всех отпустите. Если ты — делай со мной что хочешь. Хоть на кол сажай, хоть вместо ишака гоняй. Годится?

— Ты еще и условия ставишь… Ну да ладно. Я согласен. Порядки наши знаешь. Испытание будет нелегкое…

— На сковородке заставите скакать?

— Заставим. И предупреждаю заранее, если я тебя одолею, ты с той сковородки уже не сойдешь. — Его хоть и громкий, но бесстрастный голос составлял разительный контраст с сумасшедшим блеском глаз.

— Зажарить хотите? На масле или так?

— Если настаиваешь, можем масла добавить. Только от этого легче будет лишь тем, кому потом сковородку отскребать придется.

— Договорились. Но сначала поклянись.

— А не много ли ты хочешь?

— В самый раз.

— Так и быть. Что не сделаешь для старого приятеля… Клянусь именем отца нашего, Кровавого Кузнеца, что не нарушу договора.

— Нашел чем клясться! — возмутился Зяблик. — Ты мамой клянись, хлебом клянись, блатным законом!

— Я из закона давно вышел, мамы не имею, а на хлеб ваш плюю.

— Вот как?..

— Перестань придуриваться! Если сейчас не выйдешь, сидеть всей твоей кодле на кольях. Считаю до трех. Раз. Два. Три… Все!

Чмыхало взвыл так, словно его голая задница коснулась не елового кола, а раскаленного вертела. В тот же момент пистолет Зяблика вылетел в окно.

— Пользуйтесь, гады! Но когда назад его буду забирать, чтоб ни одной лишней пылинки не оказалось. Головы поотрываю.

— Ты лучше о своей голове позаботься, — ответил Ламех все тем же безучастным голосом. — А оружие тебе скорее всего уже не пригодится.

Под разрушенными мавританскими чертогами располагался целый подземный город, центром которого являлся просторный зал, в котором некогда хранились запасы зерна. Сейчас в его центре была установлена огромная сковородка, способная вместить сразу нескольких быков. Аггелы выгребали из-под нее золу и закладывали свежие дрова.

— Это наше святилище, — глухо сказал Ламех. — Человек может войти сюда только по доброй воле. Поэтому снимите со всех оковы.

Больше других этой милости обрадовался Толгай, тут же подхвативший освободившимися руками свои распоротые сверху донизу штаны. Почему-то сильнее всего он стеснялся Верки, в его сторону вообще не смотревшей.

— В нормальных святилищах алтари красивые стоят да иконостасы, — скривился Зяблик. — А у вас сковорода черная. Одно слово, людоеды.

— Это не сковорода, а жаровня отца нашего Каина. — Ламех сделал еле заметный жест рукой, и подручные подожгли солому, которой были обложены дрова.

— Посредством ее каждый новообращенный может проверить силу своей веры. Но это не единственное предназначение жаровни. Дети Кровавого Кузнеца, уже прошедшие посвящение, укрепляют на ней свой дух и совершенствуют тело. Кроме того, как и в нашем случае, жаровня может служить орудием высшего суда. Никто не взойдет на нее помимо своей воли. Но не каждому дано покинуть ее по собственному желанию.