Миры под лезвием секиры - Страница 85

— У меня, знаете ли, просто голова кругом идет, — Цыпфа передернуло словно в ознобе. — Поверить в такое нелегко… Но если эта самая Тропа имеет рукотворную природу, образ ее создателей даже невозможно себе представить. Такое и в самом деле по силам только богам… Сумеет ли человек, пусть даже наделенный многими замечательными способностями, разгадать замысел высших существ?

— В одиночку, безусловно, нет. Но я надеюсь, что кое-кто поможет мне…

— Если тайна Тропы откроется, это спасет людей?

— Каких людей вы имеете в виду? — Артем перевел взгляд на Цыпфа. — На Тропе тысячи лет живут люди, почти ничем не отличающиеся от вас, и они не ищут для себя иной доли.

— Я имею в виду Отчину, Кастилию, Лимпопо, Хохму и иже с ними.

— Не знаю… Возможно… Но сначала вам нужно уцелеть во внутренних распрях. Я, кстати, вовсе не уверен, что вы одолеете аггелов.

— Почему?

— На их стороне то, что называется организацией. Иерархия, дисциплина, разветвленная агентура, вожди наверху и вожди на местах. Кроме того — объединяющая идея, какой бы сомнительной она ни казалась со стороны. Прибавьте к этому способность аггелов по собственной прихоти влиять на человеческую природу… Что вы можете противопоставить всему этому? Свои малочисленные и разрозненные ватаги? Миссии, наблюдающие за порядком в других краях? Сомнительную вольницу общин? Хрупкий союз с соседними народами, еще ни разу не опробованный на деле?

— В случае серьезной опасности каждая община обязана выставить ополчение,

— ответил Цыпф, насупившись.

— Которое будет драться только на расстоянии видимости от родного частокола. И то в лучшем случае… Дайте срок, и пусть небольшая, но сплоченная армия аггелов вырежет все ваши общины поодиночке. Впрочем, этого даже и не понадобится. Многие общинники сочувствуют каинизму. Уж не знаю почему, но идеи разрушения и насилия всегда были притягательными для немалой части человечества. Причем разрушения и насилия безнаказанного, возведенного в ранг святого дела. А кто откажется от обещанных аггелами богатства и власти? Пусть нехристи пасут наш скот, пусть арапы носят нас в портшезах, пусть кастильцы возделывают наши нивы, пусть их дочери услаждают нас, а сыновья пусть сражаются за наши интересы.

— Что же вы предлагаете? Вернуться к прежнему? Была уже у нас и организация, и дисциплина, и вожди всех калибров. Кто только не успел повластвовать в Отчине! Сначала секретарь райкома, потом военный комендант, потом чрезвычайный совет, потом диктатор, потом всенародно выбранный голова, сам себя провозгласивший императором… Хватит, натерпелись от начальников. Разве хоть кто-нибудь из них заботился о благе народа? О личных амбициях они заботились, больше ни о чем. Решение это сообща принималось — отныне и навеки никакой власти над нами не будет. С этим и кастильцы, и арапы, и степняки согласились. Так и в Талашевском трактате записано. Сегодня я в общине староста, завтра мой сосед, и так дальше по кругу…

— Думаете, так долго продлится?

— Поживем — увидим.

— Я ничего не имею против такой формы управления. Но она действенна только в одном случае — когда отсутствует внутренняя или внешняя угроза. В спокойном и благоустроенном мире вполне допустима какая-то доза анархии. Но не в мире хаоса. К сожалению, минус на минус дает плюс лишь в математике. Хаосу может противостоять только порядок. Очень скоро вы окажетесь перед выбором — либо жизнь, либо свобода. Что вы предпочтете?

— Лично я — жизнь. Но вольную. Лучше подставить голову под гильотину, чем под ярмо. — Впрочем, эта высокопарная фраза, более приличествующая Зяблику, прозвучала в устах Цыпфа не очень убедительно.

— Хотелось, чтобы так оно и было. — Артем зевнул. — Смотрите, вам машет рукой товарищ Смыков. Все, кажется, ложатся спать, и ваша очередь заступать в караул.

— Надеюсь, мы еще продолжим этот разговор, — промямлил стушевавшийся Цыпф.

— Там будет видно…

Зяблик проснулся раньше всех, попросил поесть и, пользуясь привилегированным положением тяжелобольного, — вдоволь вина. Зрачки его лихорадочно блестели, под глазами залегла синева, бледную кожу покрывала испарина, но это были скорее симптомы тяжелого похмелья, чем ожоговой болезни.

— Больно вам? — участливо поинтересовалась Лилечка, которой выпало дежурить в последнюю смену.

— Нормально, — ответил Зяблик, пытаясь дотянуться до скатерти с остатками ужина. — Пощипывает немножко, будто бы муравьи по ногам бегают.

Заспанная Верка выложила перед ним все самое вкусное, вручила кувшин с вином и принялась разматывать заскорузлые бинты, из белых превратившиеся в желтовато-бурые. При этом она морщилась так, словно в любой момент ожидала услышать дикий вопль Зяблика. Однако бинты сошли на удивление легко, вместе с черными струпьями и лепешками густого гноя.

— Не может быть! — Верка едва не уткнулась носом в пятку Зяблика. — Никаких следов некроза!.. И воспаление поутихло… Как ты себя чувствуешь, зайчик?

— Отцепись! — буркнул Зяблик, обгладывая гусиную ножку.

— Так, может, тебе и морфин колоть не нужно?

— Не, кольни для кайфа.

Вскоре возле Зяблика собралась вся ватага.

— Жить будет, — сказал повеселевший Толгай. — Кушает совсем здорово.

— Ай да Гильермо, — негромко произнес Артем. — Не обманул.

— Еще бы! — Смыков звякнул в кармане монетами. — За такие деньги можно новые ноги купить, а не то что старые вылечить…

На этот раз они подъехали на драндулете прямо к воротам рынка — опасаться вроде было некого, да и задерживаться здесь долго никто не собирался. Женщины отправились в торговые ряды закупить кое-какой мелочевки в дорогу, а мужчины, за исключением Зяблика и Толгая, занялись поисками Гильермо Кривые Кости.